Франсин Риверс - Царевич[The Prince]
— Ионафан, отцу твоему прекрасно известно, что мы друзья, и потому он говорит сам в себе: «Пусть не знает Ионафан чтобы не огорчился». Но клянусь тебе: один только шаг между мной и смертью. Клянусь Господом и твоею собственной душой!
Давид был перепуган не на шутку, — чтобы его разубедить, понадобятся веские доказательства.
— Скажи, что я могу сделать для тебя.
Давид с затравленным видом огляделся по сторонам. — Послушай, завтра праздник новомесячия. В этот день я всегда сидел с царем за столом. Отпусти меня, я скроюсь в поле до вечера третьего дня. Если отец твой спросит обо мне, скажи ему, что я выпросился у тебя сходить в свой город Вифлеем, потому что мои родные приносят там годичное жертвоприношение. Если он скажет: «Хорошо!» — ты поймешь, что все в порядке. Если же он разгневается и выйдет из себя, знай, что злое дело решено у него. — Он говорил срывающимся голосом, едва сдерживая эмоции. — Окажи мне милость свою, как верный друг — ибо ты принял меня в завет Господень с тобою — или, если есть какая вина на мне, умертви меня сам. Только не выдавай ему!
— Никогда! — воскликнул Ионафан. — Знай: если у меня появится хоть малое подозрение, что у отца моего решено убить тебя, неужели я не извещу тебя об этом? — Конечно же, Давид ошибается. Конечно, Мелхола преувеличивала. На следующее утро, когда он был у отца, тот опять казался самим собой.
Но почему тогда он отослал меня из Гивы?
И донесения оказались ложными. Потерянное время.
Или?
— Кто известит меня, если отец твой ответит тебе сурово?
— Идем, выйдем в поле.
Вместе они пошли за холмы. Туда, где проводили так много часов в играх с луком и копьем, где бегали наперегонки.
— Ты мне веришь, Ионафан?
— Я не знаю, чему верить. — Он повернулся к Давиду. — Но вот что я тебе скажу. Обещаю перед Господом Богом Израилевым, что завтра около этого времени, или послезавтра, я выспрошу у отца, как он к тебе относится, и немедленно дам тебе знать. Если он благосклонен к тебе, я тотчас же пошлю к тебе вестника. Если же отец замышляет сделать тебе зло, да поразит меня Господь, пусть даже и смертью, если я не открою этого тебе и не отпущу тебя с миром, чтобы ты был жив. — Он сжал руку Давида. — И да будет Господь с тобою, как был Он с отцом моим.
Ионафан знал, что сам Давид не претендует на царский престол, а вот насчет семейства Давида был не так уверен. Что если их амбиции по отношению к Давиду сродни тем, что когда–то питали Кис и Авенир насчет Саула? Родственники Давида — Иоав, Авесса и Асаил — известны были своей военной хитростью. И они стали бы склонять Давида последовать обычаям соседних народов.
— Но и ты, если я буду жив, окажи мне милость Господню. А если я умру, то не отними милости твоей от дома моего вовеки, даже и тогда, когда Господь истребит с лица земли всех врагов Давида.
— Никогда не нарушу я своего завета с тобой, Ионафан. Я останусь твоим другом до последнего вздоха!
— А я — твоим. — Ионафан чувствовал: сейчас происходит что–то очень важное, нечто, намного превосходящее его разумение. Но одного он держался изо всех сил. Может, его отец и страдает приступами ярости, но он не враг Давиду. Однако, возможно, у него есть враги среди царских советников. Змеи сплелись в клубок и готовы ужалить.
— Да низвергнет Господь всех врагов твоих, кто бы они ни были.
Ионафан попытался сообразить, где будет самое безопасное место для Давида, чтобы тот затаился там и дождался, пока он не успокоит его насчет намерений Саула.
— Ты говоришь, завтра новомесячие. И о тебе спросят, если твое место за столом будет незанято. — Ионафан позаботится о том, чтобы это место больше не пустовало. Давида никем не заменишь. — На третий день, к вечеру, спустись и поспеши на то место, где скрывался прежде. Сядь около тех камней. Я в ту сторону пущу три стрелы, как будто стреляя в цель. Потом пошлю отрока — оруженосца найти стрелы. Если услышишь, как я скажу отроку: «Стрелы позади тебя, возьми их», — знай тогда: все хорошо, жив Господь, ничего тебе не будет. Если же я скажу: «Иди дальше, стрелы впереди тебя», — значит, сразу уходи, ибо Господь отсылает тебя прочь.
Давид поблагодарил. Они обнялись и разошлись — каждый своей дорогой.
Ионафану вспомнились слова Мелхолы — резкие, как предостережение. Могли он ошибиться в друге? Нет. Не мог он ошибаться в Давиде. Он знал его, как самого себя. Но не забыл он и пророчества Самуила. Бог отторг царство от Саула и отдал его другому. Вскоре после этого Самуил ходил в Вифлеем. Саул посылал людей допросить его, и Самуил сказал им, что приносил жертву. Но почему там? И сейчас, когда у Давида стряслась эта беда с отцом, его друг отправился к Самуилу.
Господи, это Давид? Или царствовать после отца буду я? Если Самуил в Вифлееме помазал Давида, это вполне может объяснить ненормальное поведение отца. Но Самуил сказал, что ходил туда для жертвоприношения. Разве стал бы лгать пророк?
Возможно, колено Иуды по–прежнему жаждет венца.
Ионафан развернулся.
— Давид! — Когда друг оглянулся, Ионафан крикнул ему, — А тому, что мы говорили: ты и я, Господь свидетель: пусть Он усмотрит, чтобы мы исполнили свои обещания.
Пока они верные друзья, все будет хорошо, что бы ни случилось.
— Вовеки! — поднял руку Давид.
Ионафан улыбнулся и помахал ему. Достаточно слова Давида. Он его не нарушит.
* * *Когда начали праздновать новомесячие, Ионафан сел на свое обычное место: напротив отца. Саул держал в руке копье. Рядом с царем сидел Авенир, несколько раз они перешептывались. Оттуда обоим было хорошо видно весь зал и вход в него, а родня занимала стратегические места, чтобы в случае опасности защитить Саула.
Царь бросил взгляд на пустое место Давида. В нем мелькнуло раздражение, но Саул ничего не сказал по поводу его отсутствия. У Ионафана отлегло от сердца, и он принялся за еду. Давид зря тревожился. Ионафану не терпелось сказать ему об этом. Однако, нужно подождать до завтра — не спросит ли царь о Давиде на второй день.
И царь спросил. — Почему сын Иессеев не пришел к обеду ни вчера, ни сегодня? — Было в лице отца что–то такое, отчего при этом вопросе по спине Ионафана заструился холодный пот.
Нет. Давид ошибается. Мелхола преувеличивала. Отец не замышляет убийство. Этого не может быть!
За столом повисло молчание. Ионафан оглядел родственников. — Давид очень просился у меня сходить в Вифлеем. — Он посмотрел отцу в глаза. Только бы это все было неправдой! — Он сказал: «Отпусти меня: у нас в городе родственное жертвоприношение. Мой брат пригласил меня; если я нашел благоволение в очах твоих, я схожу и повидаюсь со своими братьями». Поэтому он и не пришел к обеду царя.
Глаза Саула потемнели от злобы. — Ты недоумок, сын шлюхи!
Сначала Ионафан потерял дар речи. Потом кровь вскипела в жилах от негодования. Назвать шлюхой его мать?
— Думаешь, я не знаю, что ты хочешь, чтобы он стал царем вместо тебя? Что ты подружился с ним на срам себе и на срам матери своей? — Лицо Саула покрылось пятнами, он сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев, глаза метали молнии, под правым глазом билась жилка.
Значит, все это правда! Правда все, что сказал Давид! Боже, помоги нам!
— Пока жив сын Иессеев, тебе, Ионафан, не быть царем.
— Не о моем царстве ты заботишься, отец!
— Теперь же иди и приведи его ко мне, ибо он обречен на смерть!
Ионафан вскочил с места. — За что умерщвлять его? Что он сделал?
С бешеным воплем Саул изо всех сил швырнул копье в Ионафана.
Ионафан едва успел уклониться от удара, который чуть не пригвоздил его к стене. Начался переполох. Разбежались слуги. Закричали родственники. Потрясенный, негодующий, Ионафан шагнул к дверям.
— Ты воюешь не с Давидом, отец, и не со мной! А с самим Господом Богом. — Он покинул комнату, скрежеща зубами от ярости.
Ворвавшись к себе, он отослал прочь слуг, запер все двери и дал волю гневу. Схватившись за голову, он кричал от боли и сокрушения. Я что, стану таким, как отец? Господи, я не хочу быть заложником страха! Ему хотелось уйти из Гивы. Убраться как можно дальше от Саула. Как же он мог так ошибаться? Неужели можно так много времени проводить с человеком и не догадываться, что у него на уме?
Как же мне теперь поступить? Как правильно?
Он подвинулся к светильнику, вытащил из–за пазухи список Закона.
Боже, помоги мне! Что мне делать?
«Будьте святы, ибо Я свят…»
Но как, Господи? Как быть теперь со словами: «Почитай отца своего…», как почитать человека, который замышляет хладнокровное убийство, который цепляется за власть, как дитя за погремушку? Как почитать царя, которого не заботят нужды народа — только собственные похоти: жажда власти и роскошной жизни. Что случилось с отцом, которого я знал, с человеком, который не хотел быть царем?
![Франсин Риверс - Царевич[The Prince]](/uploads/posts/books/270221/270221.jpg)
